И то, если б стать обер-прокурором... «Товарищем» же Львову, человеком такой самобытной и громадной ценности, притом столь мучительной и яркой сложности, как Карташев — это со всех сторон затмение, самоизничтожение. Даже грубо смотря — жалко: он худ, остр, тонок, истеричен, проникновенно-умен, порывист — и сдержан, выбрирует, как струна, слаб здоровьем; нервно-работоспособен; при неистовой его добросовестности, погрязнет до тла в государственно-синодально-поповских делах и делишках.
И во всяком случае будет потерян для своего, для глубины, для своей сущности.
(Прибавлю, что «политика» его — кадетирующая, военная, национальная).
Львов уже возил его в Синод, знакомя с делами. Карташев встретил там жену Тернавцева: «красивый брюнет» — арестован.
Опять полки с музыкой и со знаменами «ярче роз».
Сегодня был напечатан мой крамольный «Петербург», написанный 14 дек. 14 года.
«И в белоперистости вешних пург
Восстанет он...»
Странно. Так и восстал.
Не дают работать, целый день колесо А., М., Ч., потом опять Карташев, Т, Аггеев...
И все — не приятно.
Карташев, конечно, пошел в «товарищи» Львова; — как его вкусно, сдобно, мягко и безапеляционно насаживал на это Аггеев!
Ничего не могу сказать об этом, кроме того, что уже сказала.
В лучшем случае у Карташева пропадет время, в худшем — он сам для настоящего религиозного делания.
М. мне очень жаль. Столько в нем хорошего, верного, настоящего — и бессильного. Не совсем понимаю его сегодняшнее настроение, унылое, с «охлократическим» страхом. М. точно болен душой, — как болен телом.
Газеты почти все — панические. И так чрезмерно говорят за войну (без нового голоса, главное), что вредно действуют.
Долбят «демократию», как глупые дятлы. Та, пока что, обещает (кроме «Правды», да и «Правда» завертелась) — а они долбят.
Особенно неистов Мзура из «Веч. Времени». Как бы об этом Мзуре чего в охранке не оказалось... Я все время жду.
Нет, верные вещи надо уметь верно сказать, притом чисто и «власть имеюще».
А правительство (Керенский) — молчит.
Весенний день, не оттепель — а дружное таяние снегов. Часа два сидели на открытом окне и смотрели на тысячные процессии.
Сначала шли «женщины». Несметное количество; шествие невиданное (никогда в истории, думаю). Три, очень красиво, ехали на конях. Вера Фигнер — в открытом автомобиле. Женская и цепь вокруг. На углу образовался затор, ибо шли по Потемкинской войска. Женщины кричали войскам — «ура».
Буду очень рада, если «женский» вопрос разрешится просто и радикально, как «еврейский» (и тем падет). Ибо он весьма противен. Женщины, специализировавшиеся на этом вопросе, плохо доказывают свое «человечество». Перовская, та же Вера Фигнер (да и мало ли) занимались не «женскими», а общечеловеческими вопросами, наравне с людьми, и просто были наравне с людьми. Точно можно, у кого-то попросив — получить «равенство»!
Нелепее, чем просить у царя «революцию» и ждать, что он ее даст из рук в руки, готовенькую. Нет, женщинам, чтобы равными быть — нужно равными становиться. Другое дело внешне облегчить процесс становления (если он действительно возможен). Это — могут женщинам дать мужчины, и я конечно, за это дарование. Но процесс будет долог. Долго еще женщины, получив «права», не будут понимать, какие они с ними получили «обязанности». Поразительно, что женщины, в большинстве, понимают «право», но что такое «обязанность»... не понимают.
Когда у нас поднимался вопрос «польский» и т.п. (а вопросы в разрезе национальностей проще и целомудреннее «полового» разреза) — не ясно ли было, что думать следует о «вопросе русском», остальные разрешатся сами — им? «Приложится». Так и «женские права».
Если бы заботу и силы, отданные «женской» свободе, женщины приложили бы к общечеловеческой, — они свою имели бы попутно, и не получили бы от мужчин, а завоевали бы рядом с ними.
Всякое специальное — «женское» движение возбуждает в мужчинах чувства весьма далекие именно от «равенства». Так, один самый обыкновенный человек, мужчина, — стоя сегодня у окна, умилялся: «и ведь хорошенькие какие есть!» Уж, конечно, он за всяческие всем права и свободы. Однако, на «женское шествие» совсем другая реакция.
Вам это приятно, амазонки?
После «баб и дам» — шли опять неисчислимые полки.
Мы с Дмитрием уехали в Союз Писателей, вернулись, — они все идут.
В Союзе этом — какая старая гвардия! И где они прятались? Не выписываю имен, ибо — все, и все-те же, до Марьи Валентиновны Ватсон, с ее качающейся головой.
О «целях» возрождающегося Союза не могли договориться. «Цели» вдруг куда-то исчезли. Прежде надо было «протестовать», можно было как-то выражать стремление к свободе слова, еще к какой-нибудь, — а тут хлоп! Все свободы даны, хоть отбавляй. Что же делать?
Пока решили все «отложить», даже выбор совета.
Вечером были у X. Много любопытного узнали о вчерашнем заседании Совета Раб. Депутатов.
Богданов (группа Суханова) торжественно провалился со своим предложением реорганизовать Совет.
Предложение самое разумное, но руководители толпы не учли, что потакая толпе, они попадают к ней в лапы. Речь свою Богданов засладил мармеладом и тут: вы, мол, нам нужны, вы создали революцию... и т.д. И лишь потом пошли всякие «но» и предложение всех переизбрать. (Указывал, что их более тысячи, что это даже не удобно...)
«Лейб-конпанейцы» отнюдь этого не желают. Вот еще!
Вершили дела всего российского государства и вдруг возвращайся в ряды простых рабочих и солдат.